Когда началась война, мне было 11 лет. Мои детские воспоминания до сих пор отчетливы и ярки. С первого дня войны мы ждали, когда она кончится, ни минуты не сомневаясь, что это случится.

В июле 1941 г. мама отправила меня и мою младшую сестру Галю в эвакуацию со школой, в которой я училась (школа № 240 Октябрьского района находилась на углу Вознесенского проспекта и канала Грибоедова). Сначала мы эвакуировались в Ярославскую область, в деревню Поздеевку, где нас расселили на территории пионерского лагеря. Мне все это было ново и интересно, так как, будучи абсолютно домашним ребенком, я никогда не посещала ни детские сады, ни летние детские лагеря и не знала организованной общественной жизни.

Но я не чувствовала себя одинокой, поскольку со мной оказались девочки, с которыми я дружила в школе: Ирочка Григорьева и Галя Ковалева. Вскоре к нам присоединились еще две девочки - Наташа Гуляева и Тамара Щелокова. Так образовалась наша маленькая группа друзей. С Ирочкой и Наташей я поддерживаю дружеские отношения и теперь. Ирочка Григорьева, теперь Ирина Сергеевна, много лет, как и я, работает в Эрмитаже, только она в отделе истории западноевропейского искусства, а я - в отделе археологии.

Но вернемся в лагерь-интернат, где протекала наша жизнь, до поры до времени беззаботная. Мы гуляли, играли в разные детские игры, нас хорошо кормили, и я помню, как выносила свой хлеб собачкам. Мы очень любили гулять в зеленой роще. Казалось, что все идет хорошо, и скоро наступит конец непонятной для нас, детей, войны. Но, приближалась осень, лес наш пожелтел и поредел, ходить гулять уже не хотелось, а главное, мы вдруг почувствовали, что все время хотим есть. Пошли осенние дожди, а вскоре выпал первый снег. В лагере было как-то неспокойно, и мы, дети, не понимая, что происходит, чувствовали волнение взрослых. И вот нам сказали, что надо собираться и мы поедем на поезде куда-то далеко. Шло наступление немецких войск, уже бомбили ближайшие города, железнодорожные станции, в том числе и город Рыбинск, откуда мы должны были уезжать.

Как прошли сборы, как выехали из интерната, как добирались до станции, помню смутно - все это происходило как в тумане. Осознали мы свое положение только тогда, когда оказались в товарном вагоне-теплушке. Нам объяснили, что мы едем в Сибирь, потому что оставаться на старом месте опасно.

Событие это случилось в конце ноября, между 25-27 числами. Эти даты я хорошо запомнила, потому что ехали мы до места назначения, в город Омск, ровно месяц и прибыли туда в день моего рождения - 27 декабря (мне исполнилось 12 лет). Из Омска нас в тот же день увезли на машинах в город Тюкалинск, где мы и оставались до окончания войны. По приезде нас поместили в двухэтажном здании городской школы. Кроме нас в этой же школе расселили детей из других прибывших в Тюкалинск интернатов.

Нашему интернату было выделено определенное пространство, состоящее из двух или трех классных комнат, и дети были объединены в группы по возрасту. Вначале я вместе с моей младшей сестрой попала в группу дошкольников, мы даже спали на одном топчане, заменившим в эвакуации кровать. Здесь же находилась и Ирочка Григорьева со своей мамой, исполнявшей в это время обязанности воспитательницы детей младшей группы. Однажды в интернате произошел «голодный бунт» старших воспитанниц, напавших на ящики с печеньем и глюкозой, который для нас стал своего рода проверкой: мы оказались перед выбором между лакомством и честностью.

Шел 1942 год - самый суровый год в нашей лишенной родного дома детской жизни. Особенно тяжелой была зима. Никакой связи с Ленинградом, с родными не было. Мы не знали, что с мамой, оставшейся в блокадном Ленинграде, жива ли она. Я помню, что написала маме письмо на вырванном из какой-то брошюрки листочке, сложила его треугольником, написала ленинградский адрес и без марки (денег-то ведь не было) отправила его по почте. Весной стало немного легче, каким-то образом, фактически не учась, закончили 5-ый класс. Известий из Ленинграда по-прежнему не было. И только в марте 1943 года я получила от мамы письмо и денежный перевод. С этого дня, когда я поняла, что у меня есть мама, что она жива, я стала волноваться о ней и ждать ее писем (ведь в это время город подвергался постоянному обстрелу, и мы знали об этом). Нередко в интернат приходили худые вести о судьбе чьих-то родных...

Летом 1943 г. наш интернат получил земельный участок с жилыми рублеными домами и хозяйственными постройками, где мы и прожили до конца войны. В интернате я научилась аккуратно застилать кровать и чисто убирать нашу жилую комнату, а кроме того, пилить и колоть дрова, топить печку, ездить за водой с сорокаведерной бочкой, а потом переливать всю воду через наружный слив на кухню. Особенно тяжело это было делать зимой. Летом мы заготавливали дрова, работая на лесозаготовках спиливали ручной пилой деревья, обрубали ветки топором, перепиливали обработанные стволы на двухметровые бревна, которые потом складывали вместе. А ведь нам было в ту пору 13-14 лет. Кроме того, летом были и огородные работы: мы вскапывали землю под картофель и другие овощи. Интернат заботился о собственном пропитании.

Но, несмотря на все трудности, а порой и невзгоды, мы оставались детьми. Многие из нас, в том числе и я, дочь ленинградского оперного певца, всегда любившая театр, участвовали в драматическом и танцевальном кружках, пели в хоре. При этом мы выступали на сцене городского клуба г. Тюкалинска. Я помню, как я читала стихи К. Симонова из его военного цикла - «Жди меня» и «Убей его». Все это могло состояться только благодаря нашим воспитательницам и учителям. Я никогда не забуду мою воспитательницу Елизавету Федоровну Гембаржевскую, глубоко образованного и по-настоящему интеллигентного человека. До войны Елизавета Федоровна была учительницей литературы. Однако, живя в интернате, она отказалась от преподавания. Но зато нам, своим воспитанницам, она много рассказывала о жизни и творчестве русских писателей и поэтов, читала их стихи и отрывки из романов и повестей. Именно от нее я впервые услышала стихи А. Блока, А. Ахматовой и даже Игоря Северянина, о котором раньше никогда ничего не знала.

Город Тюкалинск, приютивший нас, расположен на востоке Ишимской равнины, на реке Тюкалке, в 134 км к северо-западу от г. Омска. Нам, ленинградцам, он казался небольшим провинциальным городом, а главным объектом города мы считали молочный завод, который иногда поставлял в интернат так называемую пахту, выжимку из-под масла. Кроме того, в центре города располагался городской сад и клуб, где проходили концерты, в том числе и организованные нашими интернатскими силами. Но больше всего я помню и считаю главным достоинством города тюкалинскую библиотеку, книжное собрание которой было необычайно полным и разнообразным. Здесь была представлена как русская, так и зарубежная классика 18-го, 19-го и начала 20-го веков. Именно благодаря тюкалинской библиотеке мы могли ознакомиться с произведениями этих и других известных авторов. Мы не только читали и обсуждали их, но и иногда и устраивали представления. Помню, как во время чтения романа Диккенса «Пиквикский клуб» хохотали, а потом представляли в лицах героев клуба.

Но мы не только читали книжки, мы, также как все девочки в нашем возрасте, любили танцевать. Как ни странно, но откуда-то у нас оказался патефон и пластинки с танго и фокстротами. Особенно популярна была пластинка с мелодией «Рио-Рита». Незаметно подкрался и наполовину прошел 1944 год. Мы закончили 7-й класс и перешли в 8-й.

Четыре военных года интернатской жизни вдали от дома и родных незаметно сформировали в нас новое отношение к жизни и всему происходящему, заставив научиться принимать самостоятельные решения и брать на себя ответственность, а значит - повзрослеть.

В августе 1945 года я вернулась в Ленинград и снова обрела дом и маму, которая, слава Богу, осталась жива. Мы вновь встретилась с Ирой и с моей самой первой подругой детства - Валей, с которой мы родились в одной квартире. Осенью вместе с ними я пошла в школу, в 9-ый класс. В 1947 г. я закончила 10-ый класс и поступила в Ленинградский государственный университет на археологическое отделение исторического факультета, выбрав себе профессию, трудную и увлекательную, на всю жизнь... В университете я нашла новых друзей, которые, как и я, прошли школу войны. Многие из них по окончании университета пришли работать в Эрмитаж, где прошла вся наша жизнь. Но это было уже потом...